— В Евангелии сказано: «Просите и дастся вам». Причем в этой заповеди подразумевается, что человек не один раз попросит, а обретет некое состояние души — просящее.

Нельзя получить исцеление у Христа, если не прощены грехи. Может быть, у мага можно, у врача можно. Но если Бог подает тебе исцеление, знай твердо, что Он тебе грехи простил. Прощение и исцеление подаются вместе. Эти вещи взаимосвязаны.

И вот сказано: «просите». Слово это, кажется, простое, но на самом деле оно очень и очень сложное. Я знаю совсем мало людей, которые просят. Обычно мы требуем. А если внимательно читать Евангелие, видно: когда люди пытались добиться от Христа чуда через насилие, хитрость, давление, Он никогда не отвечал согласием. Только в свободе может рождаться любовь, только в свободе она может действовать.

Приведу примеры. Я могу сказать: «Идите мне навстречу и исцелите меня, иначе я убью вас». «Идите мне, или я обижусь или выпрыгну из окна». «Идите мне навстречу, иначе мне будет плохо». Все, что я назвал, — требование. Признак того, что я требовал, — я расстроился, я обиделся на жизнь, на веру, на Бога, на Церковь, на людей, я обижен на самого себя.

А просьба звучит так: «Хотите — исцелите меня, хотите — не исцеляйте. Я все принимаю. Мне бы хотелось, чтобы вы исцелили меня. Но мое отношение к вам не изменится, если вы не пойдете ко мне навстречу». И, оказывается, так просить очень сложно, мы своевольны и всегда просим с напором, с гордыней.

Поэтому здесь основной мой совет — это учиться строить искренние отношения с людьми и с Богом. Евангелие учит нас поступать с людьми так, как и Сам Бог поступает с нами. Сказано: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас». Если я подхожу к добру потребительски и если я получил от Бога необходимое, а теперь Он мне не нужен, я — свинья.

Я верю в то, что если человек честен пред Богом, то никакая слабость не будет препятствием для того, чтобы Бог ему помог. Будь только честен, скажи: «Господи, не могу в тебя верить, у меня нет памяти, у меня нет благодарности, я забуду про Тебя. И все-таки помоги». Но увидеть эту нечестность, эту свою неправду бывает очень-очень непросто.

Была женщина, которая страдала тяжкой болезнью. Молила, просила — годы ходила в храм. Бог ее исцелил, и она опять за свое ремесло взялась, торговать своим телом. И потом, когда второй раз «тяпнул» ее недуг, она пришла и сказала: «Вы знаете, батюшка, я даже уже не прошу исцеления. Я знаю, что если Бог меня исцелит, я опять на панель пойду». И второго исцеления она уже не получила…

Почему я вспомнил этот пример? Потому что я вижу у себя то же самое. Когда мне дается какое-то облегчение в жизни, у меня так вот жадно устроена душа, так сластолюбива, что про все хорошее я сразу забываю. И все-таки Бог бывает выше этого, выше предательства человека, Он может его помиловать и в этом случае. Но признай, что ты — Иуда, будь честен.

Мне кажется, самый прямой путь к Богу — это честность. Она преодолевает все. Когда я читаю молитвы утренние или вечерние, я встречаю там очень простые слова. В одной из молитв сказано: «Господи, дай мне Тебя возлюбить, как тот самый грех». Я могу твердо вам сказать, что я грех люблю больше, чем Бога. Слава Богу, что Он у меня есть в жизни. Но грех я держу всей силою.

Но если признать эту свою слабость перед Богом, мука отступает.

Пример такой: я к вам хорошо отношусь, но мне надо проверить — люблю я вас или нет. Как это сделать? Я посмотрю — о ком я больше думаю: о себе или о вас. Конечно, о себе. Поверьте, если бы я вас любил, как друга, я про себя бы забыл. Мне это ясно. Поэтому когда иду исповедоваться, знаю, что пока не готов оставить грех, но не хочу хотя бы, чтобы он развивался. Я иду за исцелением от болезни, я признаю, что веровать пока не готов, других людей любить не готов и прошу: «Господи, потерпи меня». Вот это и есть просьба о милости, признание, что это не Его обязанность, а Его снисхождение ко мне.

Все люди добиваются справедливости. Кстати, как закон справедливости формулируется в духовном языке? «Око за око, зуб за зуб». Жизнь, слава Богу, несправедлива. Есть злая несправедливость: вы ко мне хорошо, а я вас обокрал или оболгал. А есть добрая несправедливость: я ударил вас, а вы мне не стали отвечать. Вы меня простили. Бог — несправедлив. И, оказывается, принять вот эту добрую несправедливость, что я не прав, а Он может меня наградить, — очень нелегко. Человеку легче терпеть, когда его мучают. А за добрую несправедливость ты никак не отблагодаришь. Помни ее, просто знай, признай, что тебя пожалели.

Но учтите — в Евангелии есть еще одно очень твердое правило: без милости отношение к тому, кто сам не милует. Поэтому если мы хотим милости к себе, должно родиться снисхождение к другим людям, которые находятся в тяжелых ситуациях. Мне кажется, что в тяжелых ситуациях те люди, которые болеют совестью, которые бессовестны. В тяжелых ситуациях те, кто жаден. Это тот же рак, только других органов. Хочешь, чтобы тебя помиловали — настрой свое сердце на милосердие, на несправедливость и к таким людям.

— С честностью понятно. Может быть, еще необходимо смирение, чтобы принять болезнь как данность?

— Смирение — это мой не первый, а самый последний совет, потому что это самое трудное. Никто из людей не смирен. Смирение — это божественное качество. Притвориться смиренным я могу, но подлинно быть им — это невозможно.

Один из синонимов смирения — это принять мир таким, какой он есть, не выдумывать ни других, ни себя. Ведь мы всегда немного друг друга выдумываем. Узнать мир таким, какой он есть, не приукрашивая и не очерняя, очень трудно. Но то, что невозможно человеку, возможно Богу. Бог помогает человеку принять себя таким, какой он есть. Я хочу себя видеть здоровым, честным, порядочным и т.д. Увидеть себя ограниченным, хитрым, подлым, больным, смертным — ох, как не хочется. И если я смирюсь перед собой, приму себя таким, какой я есть, то перед вами я смирюсь.

Вот поэтому все-таки начинать со смирения я не рекомендую. Да, бунтуйте, не соглашайтесь, фантазируйте — только признайте! Признайте то, что вы не каетесь, что вам трудно, что вы не можете, не умеете, не доверяете. Это тоже дело нелегкое.

У греха есть особое действие: он ослепляет человека. Поэтому увидеть какую-то свою неправду – настоящее чудо.

— Я хотел бы попросить вас рассказать собственную историю взаимоотношений с тяжелой болезнью.

— Мне в детстве был поставлен диагноз: порок сердца и стеноз аорты. Это сужение сосуда, который выходит из сердца и питает весь организм. При таком пороке болезнь развивается незаметно, но когда обнаруживает себя, то развивается стремительно. Я болел 2-3 месяца. Но за этот срок я превратился в полного инвалида. К моменту проявления болезни я уже пять лет был священником. Пять лет дни и ночи служил и ходил по больным, а потом через три месяца я мог только ползать. Мои дни были сочтены.

Я поехал в больницу, там мне сделали операцию, поставили искусственный клапан сердца. Операция была очень тяжелая, у меня были осложнения, я был на грани. Потом делали еще одну операцию. Теперь я в состоянии трудиться, но болезнь требует много внимания к больному органу. У меня жизнь все время на грани. Приходится принимать специальные препараты, чтобы кровь всегда была жидкой, не сворачивалась в месте, где пришит протез. Если свернется, то сгусток крови попадет в сосуд — и все. Поэтому сердце — это постоянная рана, которая кровоточит. Всегда. Любой порез — это уже осложнения. Вот эти испытания для других людей незаметны, а для меня это критическое состояние, — то ли выживу, то ли нет.

Из этой болезни я вот что вынес: пока тебе страшно умирать, пока тебе хочется жить, ты цепляешься за жизнь, — это значит, что у тебя еще все хорошо. Но наступает такой предел, что легче умереть. У меня был такой момент. Задним числом я это понял — если бы народ за меня к Богу не обратился, не заступился, не взмолился… Я буквально выносить эту муку уже не мог. Вот люди за меня слово замолвили, я поэтому живой, слава Богу.

— Был ли какой-то критический момент, когда вы какие-то внутренние решения для себя приняли? Ведь даже для священников болезнь имеет духовный смысл?

— Если человек вступает в дружеские отношения, бывает, он говорит: «От этого человека я не откажусь никогда, даже если он будет меня убивать». Когда меня рукополагали в священники, у меня тоже примерно такая мысль была. Поэтому новых откровений мне болезнь не принесла. Тут сам человек выбирает, согласен он на смерть или не согласен. И когда выбор сделан, страха уже нет. Я уже знал, что смерти нет, что жить — это прекрасно, но умереть — это не потеря, а наоборот, это сделает жизнь еще больше. Я не рекомендую этих мыслей неверующим. Если знаете только жизнь — держитесь за жизнь. Но для меня тогда это уже не было трагедией. Для моих близких — да, потому что у них меньше веры было. Ужасом веяло от них, т.к. у них опускались руки. У меня много детей — четверо. И для них это было тяжелей, потому что для них реальность смерти была окончательной, т.е. смертью все закончится.

Вы знаете, я сам себе задал такой вопрос: может ли быть счастливым больной человек? И ответил: может. И здоровый может быть несчастным. Человеку надо уметь трудиться, чтобы не быть одному. Собственно, вся вера наша — о том, как преодолеть одиночество. Смерть — это и есть одиночество. А в болезни, кстати, человек может быть не одинок. Вот я прихожу к человеку, который серьезно болен и умирает. Он пока еще жив. Пусть моей веры мало, пусть мои суждения несовершенны. Я прихожу, его рука остывает. Я возьму в свою руку и погрею ее. Скажите: это большая или маленькая помощь? Я не избавил его от смерти, нет. Но я продлил жизнь, на чуть-чуть. Это очень важно. Мы, обычно, если требуем исцеления, то полного. Но если Бог продлил нам жизнь, если Он чуть облегчил наши страдания, мы не говорим за это спасибо. Сказано в Евангелии: кто в малом не верен, тот в большом не верен. Если я малое добро, которое Он мне дает, принимаю, как сор и прах, кто даст мне большее? Поэтому второй мой совет: приглядитесь к своей жизни, будьте благодарны. Не будьте жадны, не требуйте сразу и всего. Глядишь, большее и придет.

— Человек, когда бежит к Матушке Матронушке за исцелением, совершает практическое действие. Что еще может сделать человек на внешнем уровне?

— Для чего мне даны вежливость, этикет, правила поведения? Это дисциплина, которая помогает жить бессердечному, недружелюбному. Если бы я с вами подружился, мне с вами здороваться не надо, я так на вас посмотрю — у вас душа оттает. Когда мы с вами будем прощаться, если мне жалко с вами расставаться, вы это в моих глазах прочитаете. То есть внешние правила нужны для мертвеца. Почему я хожу в храм исповедоваться? Потому что у меня нет покаяния. Я вам скажу по своему опыту. Там, где я искренне, по-настоящему, до конца сердцем раскаивался, по-настоящему доверялся его милости, Бог прощал и исцелял меня тут же. А когда я в эту милость не верю, когда у меня нет покаяния, я должен ходить ножками.

В Евангелии есть целая притча про фарисеев. Бог и фарисеев принимает, если они признают свое фарисейство. Но если я буду гордиться, что я — фарисей, что я лучше других — не поможет. Есть примеры в Церкви: обратилась одна мать к блуднице: «Помолись, умирает сын». Та отвечает: «Да я ж блудница». А мать говорит: «Я обижена жизнью, у меня душа не на месте, но у тебя сейчас душа спокойней, помолись Богу об исцелении моего сына». Та попросила — Бог исцелил. Честность во всём должна быть.

Там где нет движения души, приходится включать дисциплину. Так и с верой: признай, что Бог тебе не нужен, что Он тебя мучает, что Он тебе труден. Походи ногами — поможет. Но не гордись тем, что ты ходил, не хвастайся.

— Мне запомнилась одна история исцеления, еще дореволюционная. Лет семь или десять лежал человек, не мог ходить. А потом ему явился какой-то святой и сказал: ползи к такому-то святому источнику — будет тебе исцеление. И вот он полз, несколько километров, омылся святой водой и исцелился. Какой урок можно извлечь из этого примера? Может быть, тот, что человеку для исцеления нужно пройти некий путь?

— А для меня более важно в этой истории то, что человек доверился. Мы же друг другу не верим. Даже апостолы не верили друг другу, когда видели воскресшего Христа. Радости не было, трепета, освобождения, все равно боялись — в страхе были. Разве можно увидеть воскресшего Христа и после этого бояться? Если человек знает, что смерти нет, что после этого жизнь еще более полная, разве можно чего-то смущаться? А они смущались.

Многие считают, что норма на Земле — это добро. А зло нужно вытеснять. Я считаю немножко иначе. Я считаю, что норма на Земле — это зло, а добро — это настоящее чудо. Я всегда ему должен удивляться. Когда-нибудь здесь живые будут завидовать мертвым. А мы добро принимаем как нечто естественное. Я считаю — это неверно. Добро привнесено сюда жертвой Христа, оно всегда трудное, оно всегда чудесное. Тьма не объяла света. Но свет нужно ценить.

— И все-таки, насколько необходимо пройти некий путь страданий, прежде чем цели просящего будут достигнуты?

— Объяснить и рассчитать чудо Божие невозможно. Бывает так: я тружусь, тружусь, а результат никакой — даже плачевный. А бывает, и тут напроказничал, и там, но вдруг сердце признало всю свою неправоту, и в этот момент Он дает больше, чем за все мои труды.

Недаром Христос сказал: «Я пришел сделать вас свободными». Дух дышит, где хочет. Он помогает неожиданно, и это прекрасно. Однажды Бог сказал такие слова: «Неужели око твое завистливо, оттого что я добр?» С одной стороны, Он пожалел некоторых незаслуженно. Но с другой стороны, я считаю, обязательно должна быть взаимность, хоть самая ничтожная. Чем можешь (что у тебя здраво), тем и потрудись. Рукой, ногой, волей, духом, всем, что есть у тебя. Не бывает честности без взаимности. Я не верю в одностороннюю любовь.

— Подскажите хотя бы некоторые направления этого труда.

— Я за труд принимаю любое действие человека: сосредоточенность, желание чистоты, рукоделие, подаяние милостыни. Любое доброе действие. Сдержать себя в проявлениях зла, раздражения.

Гордый человек не может попросить. Вот, например, я могу вас сейчас так ударить, что вы рассыплетесь. А в последний момент я вас пожалею: ударю больно, но не убью. Ведь вы мне спасибо не скажете за то, что пожалел. А были бы мы не гордые, говорили бы спасибо, что нас не добили.

В этом творчество человека, в этом поиск. Я не могу за другого человека сказать, что ему сделать. Если я вам напишу листок, как объясниться в любви, вы же его выбросите. Фактически человеку нужно научиться объясняться в любви. Ведь малое признание добра — это и есть объяснение в любви.

Мы очень грубо понимаем одиночество. Вот вы около меня сидите, и я могу подумать, что вы рядом. Но всё иначе. Вот вы сидите рядом, а у меня свои мысли внутри, свои чувства, я вас отодвинул Бог знает куда. Но вы можете на другом конце света быть, а я могу сказать: «Без него мне скучновато, а с ним так радостно». Человеку нужно искать выход из одиночества. Любое исцеление — это прорыв из одиночества. Кто умирает, тот не способен принять помощь. Когда я умру, я абсолютно не смогу принимать помощь — ни от вас, ни от Бога. Исцеление и возможность преодолеть свою замкнутость — фактически это одно и то же. И это очень непросто, это настоящее чудо. Если я получил исцеление, в придачу я получаю спасение. А если я говорю, что спасение мне не нужно, я не исцелюсь.

© Boleem.com